Я впервые увидел эту австралийскую семью и, почему-то, сразу же проникся к ним тёплыми чувствами. От них веяло неимоверной добросердечностью и… наивностью. И чувство умиления ещё долго не покидало меня после встречи с этой семьей. Непонятная реакция организма на незнакомых людей! Подобные положительные эмоции давали столь необходимый в моем положении заряд оптимизма.
Компания наша продолжила свой домашний праздник. Но через некоторое время веселье прервала послушница Аврора. Она пришла сообщить, что матушка Ульяна прослышала о том, что у Галины собрались в гостях русские и среди них есть недавно приехавший из России журналист.
– Матушка приглашает вас в свои апартаменты для личного знакомства, – на плохом русском обратилась ко мне Аврора.
Что ж, надо было идти. Визит вежливости к хозяйке данного заведения является важным дипломатическим актом, имеющим целью установить желательные контакты. Полезность такого знакомства сулила столь необходимые мне перспективы в дальнейшем, что я с радостью принял приглашение.
Послушница привела меня в уже знакомое здание самого женского монастыря, но не в главный вход, где я имел счастие ранее побывать, а сбоку – через небольшую дверь, и я очутился в рабочем кабинете игуменьи. Здесь были: пара письменных столов, компьютер, шкафы с документацией и прочие атрибуты, присущие канцелярии или, по-современному, – офису. Сама матушка выглядела этакой неприметной серенькой мышкой: небольшого росточка, хроменькая на одну ножку, одетая в выгоревший серо-чёрный монашеский балахон. Лицо характерно-арабского типа венчал внушительный баклажанный нос, нависающий зрелым плодом, набравшим необходимую кондицию – в смысле величины.
– Здравствуйте! Будьте любезны, проходите сюда, – показала хозяйка обители мне на стул возле своего стола, поднимаясь навстречу.
Я был приятно поражен её чистым русским произношением. Монахиня продолжила:
– Я наслышана о вас и с нетерпением хотела лично познакомиться, но никак не представлялся случай. А сегодня узнала, что вы здесь, вот и решила форсировать событие. Я вас не сильно побеспокоила?
– Нет, что вы! Мне приятно, что вы проявили интерес к моей персоне. Самому как-то неудобно было беспокоить вас.
– Да. Тут, в наших палестинах, порой, за делами насущными забываешь о главном – простом человеческом общении. Как вы устроились?
– Спасибо, хорошо. Мне выделили комнату на авениде Голландия. Я так благодарен Церковному совету.
Обменявшись любезностями, мы поговорили о России. Матушка живо интересовалась теми процессами, что происходят там. Поговорили о Чили, об эмигрантах. Напоследок игуменья благосклонно предложила свою помощь, если у меня возникнет вдруг в том необходимость. Я, естественно, загружать её своими проблемами, сразу же, на первой встрече не рискнул. Вежливо поблагодарил за участие. И с тем мы расстались.
Впечатление от знакомства у меня сложилось положительное – мать Ульяна вполне расположила к себе. Мои друзья тоже признали, что такое знакомство может быть весьма полезным.
К себе домой я вернулся поздно в воскресенье, довольный обретёнными новыми знакомствами, ведь никогда заранее не можешь определить какую в будущем пользу можешь извлечь из своих новых связей, а таковые были крайне необходимы в моём неустановившемся положении.
Глава четырнадцатая
Время шло, я обрастал новыми знакомыми, а работы всё не было. Мои соседи Леонид с Надеждой окончательно обосновались на новом месте. Из их комнаты больше уже не доносились стуки и шорохи от производства ремонтных работ. Жизнь протекала своим чередом. Лёня весь день пропадал на работе. Надежда всё время проводила либо в своей комнате у телевизора, либо в гостях у Ирины Долгушиной. Я же по-прежнему изучал испанский язык, иногда наносил визиты знакомым. До меня дошёл слух, что Леонид принял к себе на работу чилийца и тихо от меня делает своё дело. Было обидно, но в моём положении правильно – делать вид, что я ни о чём не ведаю. По вечерам мы по-соседски пили вместе чай или пиво. Мы – это я, Леонид и Игорь Стратович. Изредка к нам присоединялся Николай Долгушин. Обычно он приходил один и, если видел на столе спиртное, то быстро наливал себе и поспешно выпивал залпом сколько успевал, ибо следом всегда появлялась его благоверная Ирина, как всегда, с флегматичным Вадиком на руках. Супругу свою Николай откровенно боялся. Боялся он и Фельдфебельшу, и Гаузена, и своего шефа на работе, и многих других. Это был человек, поистине, боявшийся собственной тени. Но со мной держался вполне уверенно, даже несколько вызывающе, как бы, подчеркивая тем самым наше неравенство в классовой иерархии, разграничивающей чилийское общество. Я находился на низшей ступени и с этим надо было мириться.
Конец ознакомительного фрагмента.
